Различные миры моей души. Том 1. Сборник повестей - Карина Василь

…Когда тучи совсем скрыли солнце, Пилат остановился. Сверкнула молния, и тут же грянул оглушительный раскат. Земля затряслась, деревья и здания зашатались, словно детские игрушки. Сильнейший ливень обрушился на балкон претории. «Свершилось. Он умер», – подумал Пилат, и опустился в кресло. Ушли тревоги, волнения, надежды уходящего дня. Он ощутил спокойствие, впервые с того момента, когда решил заниматься делом этого плотника, и грусть, что больше не сможет поговорить с этим странным и необычным человеком. Однако Пилат уже не станет прежним. Как после смерти жены и ребёнка, в нём что-то изменилось. Что-то заронил в нём Иисус. Что-то забрал. Что-то изменил. Пилат подумает об этом завтра, когда после грозы его голова успокоится, и после сна мысли придут в порядок. Ему не было дела, если бы крыша дворца рухнула ему на голову. Им овладело странное спокойствие. Шум грозы убаюкал его растревоженные мысли и, не замечая землетрясения, покачивавшего колоннады, шума рушащихся зданий в городе и криков толп людей, он провалился в густой и тяжёлый сон без сновидений.

Его разбудил звук открывавшейся двери.

– Что ещё? – раздражённо спросил Пилат.

– Шпион Каиафы, префект.

– Ко мне? А что же первосвященник?

– Этот человек сказал, что был у него.

– И что же?

– И решил прийти к тебе.

– Ага, получить плату из двух рук. Ладно, пусть войдёт.

Начальник стражи вышел и ввёл уже знакомого префекту шпиона. С грязного хитона стекала вода, лицо было в разводах то ли от слёз, то ли от дождя.

– Ты не испугался моих угроз наказать тебя. И хотя твоя дерзость достойна наказания, я помилую тебя. Однако я ничего тебе платить не буду. Ты служишь Каиафе, пусть он тебе платит.

– Я не за деньгами пришёл, префект. И Каиафе я больше не служу.

– Что так?

– Ты распял Бога. Я теперь уверен в этом. И я не могу служить убийцам.

– Его распял не я, – усмехнулся префект. – А твой народ. Ты же слышал? Это всё, что ты хотел сказать мне?

– Нет. Я хотел рассказать тебе о его последних минутах.

– Ты думаешь, мне это будет интересно?

– Уверен.

– Ты самоуверен и дерзок. – Пилат встал и беспокойно заходил по колоннаде. Потом резко остановился прямо перед лицом у недрогнувшего шпиона. – Однако не трать моё время и рассказывай.

Рассказ шпиона мало чем отличался от того, что представлял себе Пилат. Иисус сам нёс тяжёлую перекладину креста, падал и вставал, солдаты поднимали его плетьми. Одна сердобольная молодая женщина, Серафина, жена Сираха, члена Сангедрина, прозванная позже Вероникой, подала ему свой платок – утереть лицо. Римский стражник копьём чуть не проткнул её, когда отгонял. Когда женщины однажды зарыдали очень сильно, видя как он в очередной раз упал и не мог подняться под плетьми воинов, он им сказал, чтобы они плакали не о нём, а о себе. Ибо скоро настанет такая жизнь, что живые будут сами смерть призывать и нынешние кровавые волнения покажутся начинающимся штормом перед надвигающейся бурей. На выходе из города Иисус обессилел настолько, что, упав, сразу подняться не смог, несмотря на сыпавшиеся удары. Центурион схватил какого-то крестьянина, Симона Киринеянина, которому не повезло стоять в первых рядах, и заставил его тащить крест за Иисусом. На горе его раздели донага, одежду поделили солдаты, продолжая над ним насмехаться. Когда его привязывали к кресту, один солдат со злости хватил мечом по левой его руке, которая уже была прибита к перекладине, и почти отрубил её. Он кричал: «Твой Пётр отсёк мне ухо, а я отсекаю руку, которая его направляла!» и плевал Иисусу в лицо, пока, наконец, центурион не оттащил его. Крест его поставили посередине между двумя ворами, из которых один тут же начал его поносить и требовать чуда или спасения. Второй вор устыдил его словами: «Ты не боишься Бога нашего? Ты сам уже осуждён, и скоро умрёшь. Но мы с тобой осуждены по совести и по закону, а он страдает безвинно» и попросил у Иисуса прощения за себя и своего собрата. Слабевший Иисус тогда сказал еле слышно, что он сегодня будет с ним в раю.

– С вором? – усмехнувшись, прервал рассказчика Пилат.

– С раскаявшимся грешником, – возразил шпион, и продолжал.

Иосиф Каиафа, как чёрный ворон, который клевал в это время глаза поносившего вора, всё кружил вокруг Иисуса. Он тоже требовал чуда, требовал, чтобы Иисус сошёл с креста, если он бог. Однако на все его слова Иисус отвечал: «Боже, прости им. Ибо не ведают, что творят». После того, как в очередной раз Иисусу дали испить уксуса, он что-то прокричал и испустил дух. Тут же сверкнула молния, и ударил гром.

– Умер? Так быстро? Странно. – про себя сказал Пилат. – Что он кричал? – спросил он громко.

– Что-то вроде: «Или, или! Лама савахфани!». А, может, и не «или», а «элои». Я спрашивал, но никто толком не знал: то ли Илию зовёт, то ли «Господь мой, почему Ты меня оставил!», то ли «Боже, Тебе предаю дух мой».

– Так это не иудейский язык?

– Не знаю. Может, египетский. Иисус знал много языков. А в Египте скрывался вместе от преследований Ирода с матерью и отцом Иосифом после рождения, и жил там долгое время.

– Что было потом?

– Потом началась гроза. Один солдат, по просьбе иудеев, решил снять всех с крестов, чтобы не оставлять их висеть в субботу, поскольку в субботу будет праздник. Он перебил колени ворам, чтобы они быстрее умерли, а, увидев, что Иисус уже мёртв, пронзил его рёбра, чтобы убедиться. Коленей ему бить он не стал.

– А что священники?

– Они негодовали из-за того, что на кресте ты приказал написать: «Иисус Помазанник, царь Иудейский», да ещё на трёх языках. Они требуют, чтобы ты изменил её.

– Что я написал, то написал. Я итак долго шёл на поводу у этих сумасшедших лицемеров, – усмехнулся Пилат. Это была его маленькая месть этим святошам. – Этот богами проклятый народ так его сам называл, пока любил. Менять я ничего не собирался и не буду сейчас. Что ещё?

– В Храме завеса разорвалась сама собой надвое.

– И что это значит?

– Каиафа бил себя в грудь и говорил, что воистину Иисус был сын Божий.

– Теперь он может это говорить. Теперь говорить можно всё, что угодно. Не сомневаюсь, что дальше разговоры будут интереснее.

Вошёл начальник стражи.

– Что там?

– Иосиф из Аримафеи к тебе, префект.

– Чего он хочет?

– Говорить о погребении Иисуса.

– Хорошо. Я поговорю с ним. Ты закончил? – обратился он к шпиону.

– Да, префект.

– И чего же ты от меня хочешь? Ведь не просто для моего удовольствия ты всё это мне рассказывал?

– Защиты, префект.

– От кого?

– Я скажу тебе правду. Служить шпионом мне всегда нравилось – я удовлетворял своё любопытство и тягу к опасности, да ещё получал за это деньги. Но не все шпионы доживают до старости. Некоторые, как говорят, уходят в пустыню и не возвращаются, ибо слишком много тайн они знают, слишком многое могут рассказать. А меня, как только я выйду от тебя, уже никто не увидит. Даже до городских ворот не дойду. Защити меня от Каиафы.

– И это всё?

– Да. Я хочу уехать. Скрыться ото всех. Посвятить себя Богу.

– Стать священником?

– Нет. У нас священниками просто так не становятся. Они рождаются в избранном Богом роду. Я же простой еврей. И хочу просто служить Богу, как смогу.

– Странные дела творятся в старом городе Иерусалиме! Бывший шпион хочет стать отшельником. Богач из Аримафеи и член Синедриона устраивает какую-то возню, чтобы облегчить страдания преступнику хочет похоронить какого-то самозванца, которого этот же Синедрион и приговорил к смерти. Моя жена, чистокровная римлянка, просит за него, как обычная служанка. А как только умирает самозванец, гремит гром, сверкают молнии и трясётся земля. Воистину он был необычным человеком. Хорошо, я огражу тебя от мести Каиафы. Сегодня ты переночуешь в темнице, а завтра рано утром тебя выведут за городские ворота.

– Спасибо, префект. – Шпион поднялся с колен.

– Молись обо мне, – произнёс префект. – Я знаю, ты поверил Иисусу. Может, он услышит твои слова. Молись обо мне.

– Благослови тебя Бог, префект.

Шпион вышел через заднюю дверь. Дверь снова открылась, и вошёл немолодой человек в неброской простой одежде.

– Снова ты, Иосиф из Аримафеи? – спросил Пилат.

– Да, префект.

– Зачем тебе ещё и хоронить Иисуса? Кто он был тебе?

– Он был моим учителем.

– И ты не боишься говорить мне об этом вот так, прямо?

– На всё воля Божья, – спокойно сказал Иосиф.

Пилат помолчал, пристально разглядывая посетителя.

– Хорошо. Я прикажу отдать тело тебе. Хорони его так, как вы это делаете.

Иосиф поклонился и повернулся уходить.

– Ты ненавидишь меня? – спросил вдруг Пилат.

– Нет, префект. Я благодарен тебе за помощь. И у меня к тебе нет ненависти. Нельзя ненавидеть секущую тебя плеть. Ненавидишь того, кто её держит.